ВРЕМЯ ГУСТОЕ

И табачный дым долго стоит над головой как тяжёлое облако пыли
Я вижу — ветер полощет ещё живые травы и их поверхность отражает октябрьский свет

Мне снятся серые сны
Сны в тупиках разрушенных многоэтажных домов
И здесь в свете забвенья я могу врачевать разрывы усилием слова
Срастается бархатный борт пиджака только заслышав начальный слог
Слова которого я не могу вспомнить проснувшись
Я помню лишь взгляд и напряжение связок
А дальше —
материя зарастает
Заживление ран мне под силу в душных безвыходных снах
Мне под силу выжечь всю боль одним только взглядом

Утром я слышу дыханье времени
Оно тяжелей антидактиля
Хотя строчка «как тяжелые бочки спокойные катятся дни»
Мне подходит чтобы почувствовать вкус табака
И услышать гудение газонокосилки на школьном дворе

Я вспоминаю пороги квартир
В которых когда-то жила
Их тёмные коридоры, запах избитой пыли, аптечки и кошачьей мочи
В воскресенье выпив пива когда сажусь в такси
машина везёт меня не в Тимирязевский —
На Затулинку, Переулок Южный, в Кузьминки
Я смотрю на огни чёрной застывшей Москвы и не узнаю мира который так близко касался моей щеки ещё год назад
Я вспоминаю пороги и прикрываю глаза
Возможно дело не в том что память имеет силу искажать настоящий момент
А в том что 75 миллиграмм велофаксина с утра в сочетании с лагером дарит мне чувство безвременья

Я сплю подолгу

и открытая глаза
Отпускаю с пологой горы деревянную бочку
И смотрю как медленно с глухим скрежетом она катится вниз
Труд Сизифа теперь мне кажется жалким
Что тебе когда ты ежедневно поднимаешь на гору камень
Твои мышцы раскалены напряжением и в конце ты можешь хотя бы на миг понять что справляешься с весом
Но когда ты каждое утро с одной и той же горы смотришь как время вращает пустое деревянное тело
То понимаешь что труды слов твоих тщетны
Они не могут вылечить раны и время твое распласталось как мёртвая белобочка

Прошлой зимой я смотрела дельфину в глаза
Он лежал на галечном пляже и его крепкое тело сияло как мокрая шина
Ожившие мухи кишели в розах глазниц
И острые частые зубы были так беззащитны между виниловых губ
Его белый бок от смерти и горячего солнца стал ржавым
Как копченая сайра на зимних прилавках Москвы
Мне было неясно
Тугой его торс раздуло от газов или при жизни он был таким крепким
Я побоялась коснуться блестящей спины
А теперь жалею об этом —
мне казалось что мое касание может взорвать это тело
Но теперь я считаю иначе
ничего не могло разорвать гнилого кита

Я меряю время письмом, мой год: шесть месяцев прозы шесть месяцев слепоты
Цикл менструаций течет как плоская синосойда
Хети писала что женщина как никто знает как устроено время
С ней не поспоришь
И на третий день кровотечения я вижу алые крапинки крови на светлом белье

Я продвигаюсь вперед
И вижу линии складок у напряженных губ
С каждым днем они глубже и прозрачней становится прядь
Про себя я их называю линией смерти

Хирурги разрезали десны подточили челюстную кость
И положили в пазухи костную крошку быка
Теперь я размышляю: стала ли я быком хоть на кроху?
Они двигают зубы
И мне представляется что человек именно так режет и передвигает русло реки
Но я помню что есть движение тектонических плит
Их невозможно остановить лишь предугадать
И тогда волна съест поселенья на берегу
Земля даст трещину и гора сделает медленный шаг
Обнажив темное сердце
Они режут меня чтобы длить мое тело вперед
Они прописали мне крепкие капы чтобы сберечь мои зубы
Но я видела на макросъемке белый шлифованный след на желтой эмали
Зубы трутся и каждая ночь давит на них своим весом
Я бы могла отмерять время каждым потерянным зубом
Или крошкой зубной
Но есть средство которым они двигают зубы есть тонкие острые иглы
Они ими шьют мои десны
Чтобы продлить меня дольше

Утро петляет светом сквозь пустую листву березы
Дым тянется над площадкой
Я живу здесь
В этом тяжелом дне
И кажется что закат это всего лишь зеленая вспышка над горизонтом
И соль тяжелого сна хрустит между пальцев
В пыльной подушке я прячу свой выдох

Нет ничего что могло бы меня пробудить
И свергнуть время печали

Время тяжелее печали
©2023
Дизайн -
Made on
Tilda